Соседка Кузякиных.
Соседи семьи Кузякиных были исключительно приличные люди. В 13-й квартире жили сами Кузякины, в 14-й - профессор Зюц, директор НИИ физической химии РАН, с женой и тремя детьми, в 15-й подполковник то ли таможни, то ли налоговой полиции Зоя Николаевна Киреева с мужем и двумя дочками, а в 16-й доцент кафедры немецкого языка МГУ и, по совместительству, валютная проститутка Ольга Викторовна Соколова.
Мама Кузякина и Ольга Викторовна сначала были одноклассницами, только мама Кузякина два года просидела во втором классе из-за нежелания писать «молоко» в соответствии нормами и требованиями русского языка. Но мама и Ольга Викторовна продолжали дружить, несмотря на разный социальный статус и уровень IQ. После окончания школы Кузякина кое-как поступила в институт и вышла замуж за курсанта кагэбэшного училища, а Соколова, окончившая школу с серебряной медалью, поступила в МГУ на филфак и ждала принца. Принц не шел, не ехал, не летел. Соколова получила красный диплом и прозябала в родном МГУ на кафедре немецкого языка, защитив диссертацию по баварским диалектам, люто ненавидя фашизм и ожидая принца.
Потом перестройка победила окончательно, все сбережения граждан превратились в пшик, жратва исчезла с прилавков, зато по стране стали ходить зеленые американские деньги. Кузякины пользовались продуктовым распределителем спецслужбы, в которой трудился папа Кузякин, Зюц регулярно получал гуманитарную помощь от родственников из Израиля, Киреевы экономили и трудились на дачном участке, а Соколова проводила предков на ПМЖ в Австралию и пошла на панель, так как первый ее принц как только лишил ее невинности, так сразу смылся, а второй был женат на олимпийской чемпионке по метанию молота, старался не злить супругу и не собирался разводиться. Больше Соколова решила не рисковать своими чувствами. Тут как раз подвернулся заезжий немец, читавший в МГУ лекции о творчестве Гёте. Немец страдал от одиночества и отсутствия женской ласки, упорно не замечал кривых верхних зубов и скверного характера Ольги Викторовны. Соколова пала. Немец уехал, оставив ей приличную сумму в инвалюте «за любовь и истинно христианскую доброту». Соколова сходила в церковь, поставила свечку, а потом пустилась во все тяжкие. Обслуживала она исключительно немцев и исключительно профессоров и преподавателей, хлынувших толпой в московские вузы после окончательной и бесповоротной победы демократии.
В День чекиста бывший сотрудник спецслужб Алексей Евгеньевич Кузякин напился до чертиков в компании брата Сигизмунда и своих бывших коллег. Надо сказать, что коллеги пить умели, а братья Кузякины нет. После тоста «За Дзержинского» Сигизмунд рухнул в аут, а папа Кузякин отключился после тоста «За КГБ СССР». Сердобольные коллеги довезли братьев до дома Кузякиных в Малом Демидовском переулке, а сосед из 15-й квартиры Киреев допер их до квартиры. Мамы Кузякиной и Настьки дома не было, и Киреев сложил братьев аккуратным штабелем у дверей.
В это время с основной работы вернулась проститутка Соколова, у которой были ключи от Кузякинской квартиры. Она поливала цветочки, когда Кузякины были на отдыхе, и выдавала ключи Настьке, когда свои она забывала дома.
Соколова зашла к себе, взяла ключи от Кузякинской квартиры, открыла ее и начала затаскивать внутрь папу Кузякина. Соколова, закаленная и физически сильная от тяжкого проститутского труда, лихо дотащила папу Кузякина до спальни, поднапряглась и взвалила его на кровать. В этот момент высоченная шпилька соколовских туфель с жалобным скрипом сломалась, Соколова потеряла равновесие и рухнула на папу. Она уже стала подниматься, как вдруг божий свет в ее глазах наполовину померк, расцвеченный необыкновенно красивыми искрами. Соколова с трудом повернула голову и увидела сумку-авоську с консервами, надвигающуюся на ее голову. В ушах Соколовой прозвенел вопль: «Сволочь паскудная!», и она упала без сознания на пол.
Очнулась Ольга Викторовна от того, что рыдающая Настька поливала ее холодной водой из цветочной лейки. Рядом рыдала мама Кузякина, и вертел головой очнувшийся Кузякин-папа. Соколова сфокусировала взгляд на маме Кузякиной и пробормотала по-немецки: «Was ist los?». Потом повторила по-русски: «Что случилось?» Настька завыла еще громче, папа смачно рыгнул, источая дух коктейля «Кувалда», а мама, рухнув на колени и заламывая руки, начала просить у одноклассницы прощения.
- Олечка, родненькая, прости-и-и! Бес попутал! Приходим мы с Настькой из
гастронома, а дверь настеж. Ну, думаю, ворье налезло! Настьку я у лифта
отставила, а сама туфли сняла и в квартиру пошла. Там вижу, что в спальне кто-
то Лешку душит! Ну и двинула сумкой по башке. А это ты! Сначала думала, что
ты с ним того решила, а потом как духан от Лешки учуяла, все мигом поняла!
Спасибо, родненькая, что пьянь мою кагэбэшную у квартиры не кинула, на позор
соседям, а до кровати доперла-а-а-а!
Соколова промычала себе под нос что-то типа «да я под твоего козла в голодный год за 100 ватрушек не лягу», а потом громко спросила: «А второй где? Их у двери двое лежало».
- Сигизмунд слабак! Пить не умеет- подал голос папа.
- Сам козел! - хором сказали мама и Настька.
А Сигизмунд, когда на секунду очнулся, не увидел рядом брата, а увидел открытую дверь проституткиной квартиры и тихо туда заполз. Он уснул прямо в прихожей, на коврике.
Мама Кузякина отправилась проводить до квартиры покалеченную подругу. Соколова толкнула незапертую дверь в свою квартиру, и они с Кузякиной увидели Сигизмунда, спящего на коврике в луже собственной мочи! Брезгливая проститутка Соколова выругалась по-немецки и заявила, что убирать за родственником предстоит Светлане Вячеславовне!
Пока мама и Настька гремели ведрами по лестничной клетке, Соколова сидела у Зюца и мужественно выслушивала его жалобы на тяжкую жизнь евреев в демократической России.
Через час все было чисто, в прихожей у Соколовой пахло французскими духами, а сама Соколова с ужасом разглядывала свою помятую физиономию в
огромном зеркале. У нее была поцарапана щека, разбита бровь и сломаны два зуба. «Да здравствует металлокерамика!» - оптимистично сказала Соколова и стала названивать в стоматологическую клинику.
Записавшись на прием к протезисту, Соколова решила испить кофейку, но на кухне заслуженную проститутку ждал новый удар! За столом на проституткиной кухне сидел здоровый мужик в ослепительно белых брюках и футболке, на ногах мужика красовались сабо от Гуччи. Мужик мирно попивал кофеек и улыбался. Но Соколову повергло в шок не само наличие чужого мужика, а то, что у мужика за спиной были сложены белоснежные крылья.
- Ты на Кузякиных зла не держи! Придурки они, Божьи люди! - сказал мужик и попытался расправить крылья. Места на кухне сразу стало мало.
Ольга Викторовна открыла рот, чтобы изречь какую-нибудь гадость, неважно на каком языке, но мужик строго погрозил ей пальцем и сказал: «Не ругайся, и будет тебе счастье». Потом уменьшился в размерах до невоможности и вылетел в открытое окно. Соколова так и не попила кофейку. У нее разболелась голова, и она легла спать.
Через неделю Соколова въехала на своем джипе в другой джип, потому что засмотрелась на маленькую птичку с необыкновенно белым оперением. Еще через месяц проститутка Соколова стала госпожой Орловой, супругой владельца того самого джипа, а также нефтепровода и нефтяных вышек, который всю жизнь мечтал о встрече с женщиной, ненавидящей фашизм и ждавшей своего принца, проститутское прошлое которой не имеет никакого значения.